Тропарь
святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и
Черноморского, глас 8:
Православия поборниче, покаяния и молитвы делателю
и учителю изрядный, архиереев богодухновенное украшение,
монашествующих славо и похвало: писании твоими вся ны
уцеломудрил еси. Цевнице духовная, Игнатие Богомудре,
моли Слова Христа Бога, Егоже носил еси в сердце твоем,
даровати нам прежде конца покаяние.
Какое слово поставлю в начале слов моего плача? какую
первую мысль из печальных моих мыслей выражу словом?
— Все они одинаково тяжки: каждая, когда предстанет
уму, кажется тягчайшею; каждая кажется болезненнейшею
для сердца, когда убодает, пронзаешь его.
Стенания скопились в груди моей, теснятся в ней, хотят
исторгнуться; но, предупреждаясь одно другим, возвращаются
в грудь, производят в ней странное колебание.
Обращу ли взоры ума на протекшие дни мои? это цепь обольщении,
цепь грехов, цепь падений!
— Взгляну ли на ту часть жизни, которая еще предлежит
мне на поприще земного странствования? объемлет меня
ужас: его производит немощь моя, доказанная мне бесчисленными
опытами.
Воззрю ли на душу мою? — нет ничего утешительного! вся
она в греховных язвах; нет греха, которому бы она была
непричастна; нет преступления, которым бы она себя не
запечатлела!
— Тело мое, бедное тело! обоняваю смрад твоего тления.
Тление нетления не наследствует .
Жребий твой — по смерти в темнице гроба, по воскресении
— в темнице ада!
Какая участь ожидает мою душу, по разлучении ее с телом?
благо было бы, если б предстал ей Ангел мирный и светлый,
воспарил бы с нею в блаженные обители Едема.
Но за что он предстанет?
Какую добродетель, какой подвиг найдет в ней, достойные
небожителей?
Нет! скорее окружат ее полчища мрачных демонов, ангелов
падших, найдут в ней сродство с собою, свое падение,
свои свойства греховные, свою волю богопротивную, —
отведут, увлекут ее в свои жилища, жилища вечной, лютой
скорби, жилища вечного мрака и вместе огня неугасающего,
жилища мук и стенаний непрерывных, бесконечных.
Таким вижу себя, и рыдаю. То тихо скудные капли слез,
подобные каплям росы, лишь орошают зеницы очей моих;
то крупный слезный дождь катится по ланитам на одежды,
или ложе; то слезы вовсе иссыхают, — один болезненный
плач объемлет душу.
Плачу умом, плачу сердцем, плачу телом, плачу всем существом
моим; ощущаю плач не только в груди моей, — во всех
членах тела моего.
Они странно и несказанно участвуют в плаче, болезнуют
от него.
...
Достигший сорокалетнего возраста, уничтоженный болезнями,
потрясенный многими скорбями, расслабленный, неспособный
по самому истощенно телесных сил к жизни деятельной,
что скажу о участи моей?
— Не вижу пред собою человека, которого участь была
бы для меня вожделенна и завидна. Я — грешник, достойный
казней, и временных и вечных; но незавиден мне жребий
никого из человеков. Когда воззрю на грехи мои, они
наводят на меня ужас; но и для ужасных грешников есть
Искупитель.
— Владыки земли, Пастыри Церкви, Отцы и Братия!
Я уже более негоден в служение вам.
К какому служению способен окованный недугами, прикованный
ими к одру, держимый безвыходно в келлии?
Извергните меня, извергните, как раба непотребного,
служащего только отягощением для вас! Я не потревожу
вас никакими просьбами, никакою заботою о мне.
Мне не нужен сад с роскошною тенью и благовонными цветами;
не нужны многие слуги; послужит мне ради имени Христова
инок смиренный, пришлет мне на пищу и одежду христолюбец;
не нужны мне покои обширные, не нужно мне никакое увеселение,
никакое развлечение земное.
Отпустите меня, отпустите больного, ни к чему неспособного!
Обрету себе удаленный от шума столичного, удаленный
от градов и весей, малоизвестный приют, уединенный и
тихий: там в одиночестве довлачу до гроба дни мои.
Болезненность моя делает тишину уединения необходимою
для меня.
Вы захотите знать, неужели в душе моей не таится никакого
желания?
— Могу удовлетворить ваше любопытство. Я — грешник:
жажду покаяния.
Оставляю человеков: они — слепые орудия во всемогущей
деснице Промысла; приводят в исполнение то, что Он повелевает,
или попускает.
Обращением к человекам я хотел принесть дань любви и
уважения к ближнему, дань приятнейшую, услаждающую сердце
приносящего.
Мир, занятый своею суетою, своими попечениями, развлечением
и преуспеянием, даже не обратит внимания на слова мои:
для него не понятен, странен голос души, ощутившей нужду
в покаянии и безмолвии.
Непостижимый, всесильный, всеблагий, всепремудрый Бог
и Господь мой, Создатель и Спаситель!
В слезах и прахе пред Тобою ничтожная пылинка — я, Тобою
призванный к существованию, ощущению, допущенный к размышлению,
желанию!
Ты зришь сердце мое; Ты зришь, то ли в сокровенной глубине
его хранится слово, которое намереваюсь произнести умом
и устами!
Ты ведаешь прежде моего прошения, чего я желаю просить;
в судьбах Твоих решено уже, исполнить ли или отвергнуть
мое прошение.
Но Ты даровал мне самовластие, и я дерзаю принесть пред
Тебя, произнести пред Тобою желание моего окаянного,
моего бедствующего, моего изъязвленного сердца!
Не внимай моему сердцу, не внимай словам молитвы моей,
не сотвори по воле моей; но сотвори то, что Тебе угодно,
что избирает и назначает для меня всесвятая, премудрая
воля Твоя.
Однако ж я скажу желание моего сердца; выражу словом
стремление моего самовластия!..
Покаяния двери отверзи мне, Человеколюбче! блудно прожил
я житие мое, достиг единонадесятого часа; все силы мои
иссякли; не могу совершать заповедей и служений расслабевшим
моим телом: даруй мне принести Тебе хотя покаяние, чтоб
не пришлось мне уходить из гостиницы мира чуждым всякой
надежды.
Ты зришь мою немощь, немощь души и тела!
Не могу стоять противу лица страстей и соблазнов!
Изведи меня в уединенье и безмолвие, чтоб там мог я
погрузиться весь, и умом, и сердцем, и телом, в покаяние...
Покаяния жажду!..
Милосердый Господь, утоли мою неутолимую, снедающую
меня жажду: даруй мне покаяние!
Изливший на меня толикие, бесчисленные благодеяния,
наверши и преисполни их дарованием покаяния! Владыка
всесвятой!
Не лиши меня дарования, о получении которого, в безумии
моем, столько времени умоляю Тебя, не ведая, чего прошу,
не ведая, способен ли я к получению дара, не ведая,
сохраню ли его, если получу.
Один из служителей Твоих, освященный и просвещенный
Духом Святым, сказал: “Вне безмолвия нет истинного покаяния”.
Поразило это слово грешную мою душу, водрузилось в памяти,
пронзает меня, как мечем, каждый раз, как ни возобновится
воспоминанием.
Не видя в себе покаяния, прихожу в недоумение; принуждаю
себя к покаянию, но встречаюсь невольно с попечениями,
развлечением, — они похищают у меня покаяние.
Не могу удержать его среди молв и смущений: уходит,
ускользает, оставляет меня с пустотою и безнадежием.
Многомилостивый Господь!
Даруй мне покаяние, доставляемое безмолвием, покаяние
постоянное, покаяние, могущее очистить скверны души
и тела, покаяние, которое Ты даровал всем, кого избрал
и призвал к себе, чьи имена назначены ко внесению в
книгу живота, кому определил вечно зреть славу Твою
и вечно славословить милость твою.
Дар покаяния мне дороже и вожделеннее сокровищ всего
мира.
Очищенный покаянием, да узрю волю Твою непорочную, путь
к Тебе непогрешительный, и да возвещу о них братии моей!
— Вы, искренние друзья мои, связанные со мною узами
дружбы о Господе, не посетуйте на меня, не поскорбите
о моем отшествии.
Отхожу телом, чтоб приблизиться духом; по-видимому теряюсь
для вас, по сущности вы приобретаете меня. Вручите меня
покаянию: оно вам возвратить меня очищенным, просвещенным,
и возвещу вам слово спасения, слово Божие.
— Покаяния двери отверзи мне, человеколюбивый Господь,
даруй мне спасение вечное со всеми друзьями моими, о
Тебе возлюбившими меня, да все в вечном блаженстве,
в радости и наслаждении неизглаголанном, славословим
Отца и Сына и Святого Духа, Бога, Единого и Триипостасного,
явившего роду человеческому любовь и милость, превысшую
слова, превысшую постижения!
Аминь.
* 1847-го года, января 7-го дня. В это
время архимандрит Игнатий, по совершенно расстроенному
здоровью, просил увольнения от должности настоятеля
Сергиевой пустыни и перемещения в Николаевской Бабаевский
монастырь на покой, но был уволен в отпуск, и провел
десять месяцев в упомянутом монастыре.