|
|
.Услышал я, что за 7 верст от Киева в Китаевой
Пустыни есть духовник подвижнической жизни и весьма мудрый
и благоразумный,- кто ни побывает у него на духу, приходит
в чувство умиления и возвращается со спасительным наставлением
и легкостью в душе.
|
Сие очень меня возрадовало и я немедленно пошел к нему.
Посоветовавшись и побеседовавши, я подал ему свой листок на рассмотрение.
Прочитавши оный, он сказал мне: "ты, любезный друг, написал
много пустого.
Выслушай:
• во первых, не должно на исповеди произносить тех грехов, в коих
ты прежде каялся и был разрешен и не повторял их, а иначе это будет
недоверчивость к силе таинства исповедания;
• во вторых: не должно вспоминать других лиц, соприкосновенных к
грехам твоим, а только себя осуждать;
• в третьих: святые Отцы запрещают произносить грехи со всеми околичностями,
а признаваться в них вообще, дабы частным разбором оных не возбуждать
соблазна в себе и в духовнике;
• в четвертых: ты пришел каяться, а не каешься в том, что не умеешь
каяться, т. е. хладно и небрежно приносишь покаяние;
• в пятых: мелочи ты все перечел, а самое главное опустил из вида,-
не объявил самых тяжких грехов, не сознал и не записал, что ты не
любишь Бога, ненавидишь ближнего, не веруешь слову Божию и преисполнен
гордостью и честолюбием.
В сих четырех грехах вмещается вся бездна зла и все наше душевное
развращение.
Они суть главные корни, от коих происходят все отростки наших грехопадений.
Услышавши это, я удивился, да и начал говорить:
"помилуйте, преподобный батюшка, как же можно не любить Бога,
Создателя и Покровителя нашего!
Чему же и верить, как не слову Божию, - в нем все истинно и свято.
А каждому ближнему я желаю добра; да и за что же мне его ненавидеть?
Гордиться же мне нечем: кроме бесчисленных грехов моих, я ничего
похвального не имею.
И куда мне по моей бедности и хворости сластолюбствовать и похотствовать?
Конечно, если бы я был образованный или богатый, то, неспорно, что
был бы и виноват против сказанного вами."
“Жалко, любезный, что ты мало понял то, что я тебе объяснял.
Дабы скорее вразумить тебя, вот дам я тебе списочек, по которому
я и сам всегда исповедаюсь.
Прочти его и ты ясно увидишь точные доказательства всего того, что
я тебе сейчас говорил”.
Духовник подал мне списочек, и я стал читать его:
Исповедь внутреннего человека, ведущая к смирению
"Внимательно обращая взор мой на самого себя и наблюдая ход
внутреннего моего состояния, я опытно уверился, что я не люблю Бога,
не имею любви к ближнему, не верю ничему религиозному и преисполнен
гордостью и сластолюбием.
Все это я действительно нахожу в себе посредством подробного рассматривания
моих чувств и поступков, как-то:
1. Я не люблю Бога. -- Ибо если бы я любил Его, то непрестанно
размышлял бы о Нем с сердечным удовольствием; каждая мысль о Боге
доставляла бы мне отрадное наслаждение.
Напротив, я гораздо чаще и гораздо охотнее размышляю о житейском,
а помышление о Боге составляет для меня труд и сухость.
Если бы я любил Его, то собеседование с Ним чрез молитву питало
бы меня, наслаждало и влекло к непрерывному общению с Ним; но, напротив,
я не токмо не наслаждаюсь молитвою, но еще при занятии ею чувствую
труд, борюсь с неохотою, расслабляюсь леностью и готов с охотою
чем-нибудь маловажным заняться, чтобы только сократить или престать
от молитвы.
В пустых занятиях время мое летит неприметно, а при занятии Богом,
при поставлении себя в Его присутствие, каждый час мне кажется годом.
Кто кого любит, тот в продолжение дня беспрестанно о нем мыслит,
воображает его, заботится о нем и при всех занятиях любимый друг
его не выходит из его мыслей; а я в продолжение дня едва ли отделяю
и один час, чтобы глубоко погрузиться в размышление о Боге и воспламенить
себя в Его любви, а двадцать три часа охотно приношу ревностные
жертвы страстным моим идолам!..
В беседах о предметах суетных, о предметах низких для духа, я бодр,
я чувствую удовольствие, а при рассуждении о Боге я сух, скучлив
и ленив.
Если же и невольно бываю увлечен другими к беседе божественной,
то стараюсь скорее переходить к беседе, льстящей страстям моим.
Неутомимо любопытствую о новостях, о гражданских постановлениях,
о политических происшествиях; алчно ищу удовлетворения моей любознательности
в науках светских, в художествах, в приобретениях, а поучение в
Законе Господнем, познании о Боге, о религии не делает на меня впечатления,
не питает души моей, и я сие почитаю не токмо несущественным занятием
христианина, но как бы сторонним и побочным предметом, коим я должен
заниматься разве только в свободное время, на досуге.
Кратко сказать, если любовь к Богу познается по исполнению Его заповедей:
"аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите", говорит Господь
Иисус Христос, а я заповедей Его не токмо не соблюдаю, но даже и
мало стараюсь о сем, то по самой чистой истине следует заключить,
что я не люблю Бога...
Сие утверждает и Василий Великий, говоря:
"Доказательством, что человек не любит Бога и Христа Его есть
то, что он не соблюдает заповедей Его" (Нрав. прав. 3).
2. Я не имею любви к ближнему. -- Ибо не только не могу решиться
для блага ближнего положить душу мою (по Евангелию), но даже и не
пожертвую моею честью, благом и спокойствием для блага ближнего.
Если бы я любил его по Евангельской заповеди, как самого себя, то
несчастье его поражало бы и меня, благополучие его приводило бы
и меня в восхищение.
А, напротив, я выслушиваю любопытнее несчастные повести о ближнем,
не сокрушаюсь, а бываю равнодушным или, что еще преступнее, - нахожу
как бы удовольствие в оном и худые поступки брата моего не покрываю
любовию, но с осуждением их разглашаю.
Благосостояние, честь и счастье его не восхищают меня, как собственные,
а совершенно, как все чуждое, не производят во мне радостного чувства,
но еще тонко возбуждают во мне как бы зависть или презрение.
3. Я не верю ничему религиозному. -- Ни бессмертию, ни Евангелию.
Если бы я был твердо убежден и несомненно верил, что за гробом есть
жизнь вечная с возмездием за дела земные, то я беспрестанно размышлял
бы об этом; самая мысль о бессмертии ужасала бы меня, и я провождал
бы жизнь сию как пришлец, готовящийся вступить в свое отечество.
Напротив, я и не думаю о вечности и конец настоящей жизни почитаю
как бы пределом моего существования.
Тайная мысль гнездится во мне: кто знает, что будет по смерти?
Если и говорю, что верю бессмертию, то это говорю только по разуму,
а сердце мое далече отстоит от твердого убеждения в оном, что открыто
свидетельствуют поступки мои и постоянная забота о благоустройстве
чувственной жизни.
Когда бы святое Евангелие, как слово Божие, было с верою принято
в мое сердце, я бы беспрестанно занимался оным, изучал бы его, наслаждался
бы им и с глубоким благоговением даже взирал бы на него.
Премудрость, благость и любовь, в нем сокрытые, приводили бы меня
в восхищение, я наслаждался бы поучением в Законе Божием день и
ночь, питался бы им, как повседневною пищею, и сердечно влекся бы
к исполнению его правил.
Ничто земное не сильно было бы отклонить меня от оного.
Напротив, если я изредка и читаю или слушаю слово Божие, то и то
или по необходимости, или по любознательности и при сем не входя
в глубочайшее внимание, чувствую сухость, незанимательность и, как
бы обыкновенное чтение, оставляю без всякого плода и охотно готов
заменить его чтением светским, в коем нахожу более удовольствия,
более новых занимательных предметов.
4. Я преисполнен гордости и чувственного себялюбия. -- Все
поступки мои сие подтверждают: видя в себе доброе, желаю поставить
его на вид, или превозношусь им пред другими, или внутренне любуюсь
собой; хотя и показываю наружное смирение, но приписываю все своим
силам и почитаю себя превосходнейшим других или, по крайней мере,
не худшим; если замечу в себе порок, стараюсь извинить его, покрыть
личиною необходимости или невинности; сержусь на неуважающих меня,
почитая их неумеющими ценить людей; дарованиями тщеславлюсь, неудачи
в предприятиях почитаю для себя оскорбительными, ропщу и радуюсь
несчастью врагов моих; если и стремлюсь к чему-либо доброму, то
имею целью или похвалу, или своекорыстие духовное, или светское
утешение.
Словом, - я непрестанно творю из себя собственного кумира, которому
совершаю непрерывное служение, ища во всем услаждений чувственных
и пищи для сластолюбивых моих страстей я похотений.
Из сего перечисленного я вижу себя гордым, любодейным, неверующим,
нелюбящим Бога и ненавидящим ближнего.
Какое состояние может быть греховнее?
Состояние духов тьмы лучше моего положения: они хотя не любят
Бога, ненавидят человека, живут и питаются гордостью, но по крайней
мере веруют, трепещут от веры.
А я? Может ли быть участь бедственнее той, которая предстоит мне?
И за что строже и наказательнее будет определение суда, как не
за таковую невнимательность и безрассудную жизнь, которую я сознаю
в себе!"...
Прочитавши сие данное мне духовником исповедание, я ужаснулся,
да и подумал сам в себе:
"Боже мой, какие страшные кроются во мне грехи, и до сих
пор я их не замечал!"
Итак, желание очистить нх заставило меня просить наставления у
сего великого отца духовного, каким бы образом, познавши причины
всех зол, найти способ к исправлению.
Вот он и начал мне толковать.
“Видишь ли, любезный брат, причина нелюбви к Богу есть неверие,
причина неверия - неубеждение, а причина неубеждения есть неискание
светлых истинных познаний, нерадение о просвещении духовном. Словом
сказать: не веря, нельзя любить; не убедясь, нельзя верить.
А чтобы убедиться, необходимо снискать полные и обстоятельные
познания предположенного предмета; необходимо следует, посредством
размышлений, изучения слова Божия и опытных наблюдений, возбудить
в душе жажду и вожделение или, как иные выражаются, "удивление",
которое производит неутолимое желание ближе и совершеннее познавать
вещи, глубже проникать в свойства предмета.
“Один духовный писатель рассуждает о сем так: "любовь",
говорит он, "обыкновенно развивается познанием, и чем больше
будет глубокости и пространства в познании, тем более будет любви
и тем удобнее размягчается душа и располагается к любви Божественной,
прилежно рассматривая самое пресовершеннейшее и преизящнейшее
существо Божие и беспредельную Его любовь к человекам".
“Вот теперь видишь, что причина прочитанных тобою грехов есть
леность к мышлению о духовных предметах, погашающая чувство самой
потребности оного. Если ты желаешь узнать и средства к побеждению
сего зла, то всемерно старайся о просвещении духовном, достигай
его прилежным занятием словом Божиим, учением св. отцов - размышлениями
и духовным советом или собеседованием с мудрыми о Христе.
Ах, любезный брат, сколько бедствий встречаем мы от того, что
ленимся просвещать душу нашу словом истины, не поучаемся в законе
Господнем день и нощь и не молимся о том прилежно и неотступно!
А от сего и внутренний человек наш и гладен, и хладен, и истощен,
не имея силы к бодрственному шествию путем правды к спасению.
Итак, чтобы воспользоваться сими средствами, решимся, возлюбленный
сколько можно чаще наполнять ум свой размышлениями о предметах
небесных, и любовь, излиянная свыше на сердца наша, разовьется
и воспламенится в нас. Будем вместе с сим и, сколько можно, чаще
молиться, ибо молитва есть главнейший способ и сильнейшее средство
к нашему обновлению и преуспеянию. Будем молиться взывая так,
как учит св. церковь:
"Господи, сподоби мя ныне возлюбити Тя, якоже иногда возлюбих
той самый грех!"
Со вниманием выслушав все это, я умиленно просил сего святого
отца исповедывать меня….
Источник
|