|
|
Июль 2011, Санкт-Петербург.
Неожиданное осложнение - одна из паломниц нашей группы
оказалась в больнице, идём к ней.
Из Александро-Невской Лавры нам бы идти себе по Невскому,
но душа зовёт на Леушинское подворье, ноги сворачивают
на Лиговку.
|
8
часов утра. Входим во дворик - и навстречу вдруг летит радостное
приветствие: "А, сестрички, вот вы и пришли!"
Стоит и всем лицом, всей фигурой улыбается бабушка в белом платочке.
"Я-то ведь тоже думала, что они с 7 часов служат, пришла
с вокзала прям сюда".
Слово за слово - и мы уже слушаем, и расспрашиваем, и рассказываем…
"Я - кто? Да странница. Странница Людмила. С Алтая. Вон
мои рюкзачки стоят.
Их мне ребята сюда притащили, Алёшенька и Витенька, дай им Бог
здоровья.
Они мне и о себе рассказывали - из детдома, бедные.
Я так к ним расположилась, фотографию внучки показала в кошельке.
А они кошелёк схватили и убежали, глупые. У меня там 700 рублей
было.
Да это ничего, у меня ещё рублей 300 есть, и паспорт при мне.
Да и спаси их Господи, они с меня какой-то грех сняли.
Правда, себе греха прибавили, я теперь молюсь о них"…
Совсем скоро проза перелилась в стихи.
Каждое слово отражалось в лучистых глазах, в детской улыбке, в
серьёзно сведённых бровях, в широко раскрытых,
как для объятия, руках, в энергичном взмахе, в покачивании головой,
в радостном смехе.
Твои глазки - как салазки.
Я рассказывала сказки,
Ну, а глазки ехали
В рощу за орехами.
У тебя был поводырь
И ты бежала в монастырь.
В храме батюшка сказал:
"Рано ставить пьедестал.
Ты сначала потрудись,
Помолись и подчинись".
Но эта вольная душа -
Она не стоит и гроша.
В ней грехов - да целый воз,
Не везёт и паровоз.
А я такая же, как ты:
Два вагона суеты…
Мои спутницы доверительно, как близкой старшей родственнице,
говорят ей о домашних проблемах, о пьющем муже.
"На детей ещё с ножом не кидался?" - участливо спрашивает
Людмила.
"Нет? А мои оба сына отцовским ножом помечены. И меня сколько
раз до беспамятства бил, голову раскроил пассатижами. Ты терпи.
Никогда не позво-ляй детям худое слово об отце сказать.
Мой муж перед смертью спросил: "Твой Бог любой грех простит?"
А я ему твёрдо: "Да". "На мне 106 душ",
- говорит и плачет.
"Да когда же ты успел-то?" "В Венгрии в спецназе
был, с тех пор покоя нет".
Покаялся, причастился и отошёл ко Господу с чистой совестью.
Так-то".
Изыди, сатано, изыди,
Я не хочу с тобою в мире жить.
Хочу всегда смеяться и любить
И вечностью бессмертной дорожить.
"А хотите я вас повеселю, детские стихи почитаю?"
Готовы, готовы всё слушать, лишь бы не иссякал этот живой родничок,
лишь бы ещё побыть в бескорыстной тёплой волне любви.
Песню чайник запевает:
Горячится, закипает.
Как хорош душистый чай!
Ну-ка, чайник, угощай!
"Да вы, небось, голодные, а? В храм-то шли не емши? А
уже 10 часов. Сейчас я вас покормлю.
Вон у меня сумочка, люди добрые надавали еды, зачем же мне её
таскать за собой!"
И из сумочки появляется сыр, колбаса, хлеб такой и эдакий, вода…
Мы раскладываемся на крылечке и трапезничаем.
Какой ты бы - я так и не узнала,
Ведь я сама тебя насочиняла.
Но сочиняла, видно, неумело,
И моя птица синяя сгорела.
Наверно оба стоили немного.
Прости мой гонор детский ради Бога
Ведь как могла, я так тебя любила,
Но вот о женственности я совсем забыла…
И лишь стихи ложатся в изголовье:
Написаны они моею кровью.
* * *
Белым молоком тумана,
вечер бродит у реки,
и под лунным покрывалом
спят прибрежные пески.
Тает алый луч заката
Над зеркальною водой.
Никогда спешить не надо.
Боль в сердечке успокой.
Позабудь про все тревоги.
Верой, правдою живи.
И иди одной дорогой -
Лишь дорогою Любви.
Совсем незаметно пробежали 2,5 часа. Открылось подворье. Прощаться
было очень жаль.
Но Господь и так укрепил, приласкал нас.
Борисоглебская поэтесса Людмила Никитична Пронина-Гусева
- вот кто была наша "случайная" встречная.
Подхватив рюкзачки, она заспешила дальше, в монастырь под Питером,
откуда…
Господь Сам весть, куда, когда и к кому отправить Ему рабу Свою.
Вот уж правда Людмила - людям милая.
Сохрани пути её, Господи!
|