- Е.Е.: А почему он интересовался Владыкой Филофеем?

- О.А.: Митрополит Филофей был уроженцем Закобякино.
Родители его там жили, брат протодиаконом был в Рыбинске там служил и был похоронен. К митрополиту Филофею он приезжал сюда.

- Е.Е.: Какие это времена были?

- О.А.: Девятнадцатый век, 1860-е годы. Его трудами там устроен придел Петра и Павла.
Вот так с Киевом, с Киево-Печерской Лаврой связано село Закобякино.

- Е.Е.: А храм тоже был закрыт или не закрывали?

- О.А.: Храм немножко закрывали, но, кажется, с войны был открыт.
Надолго не закрывался, потому что там иконы старинные остались. Его грабили очень много.
Как апостол Павел пишет: «И от лжебратии, и от язычников».
Они тут тоже действовали: власть вынуждала через архиереев, как было в те годы, иконы куда-то отдавать.
Или какой-то священник, который прежде служил, иконы вывез.
Здесь служб нет, а открылся Толгский монастырь, и он решил иконы отвезти в Толгский монастырь, но там столько икон собралось! 
О. Сергий видел, как эти иконы где-то под ризницей рассыхаются, за ними никто не смотрит.
Просто вывезли и всё. Сейчас в храме есть иконы старинные, но он заказывает и новые.

- Е.Е.: В каком состоянии вообще храм? Требует существенной реставрации или косметически?

- О.А.: Храм – да, требует ремонта. Крышу нужно ремонтировать. Так-то он сохранился, храм каменный.
Отмостки там нет, просела, а, может, и не было.
Проблема в том, что в России сейчас очень строго (у нас проще): у них все храмы только по разрешению соответствующей организации можно ремонтировать, а пробить разрешение – как в советское время было.
Чтобы отреставрировать, проект нужно делать, согласование, на это нужны деньги.
Настоятелю бы денег собрать, чтобы отремонтировать крышу, так нужны деньги такие же и на разрешение. Х
отя в чём-то бюрократия дело хорошее, не даёт испортить существующее.
Есть храмы, где портят всё вагонкой или ставят евроокна, и теряется первозданный вид.
С другой стороны, идёт удорожение, опять-таки коррупционная составляющая, приходится выходы искать.

- Е.Е.: Совсем неподалёку, под Ростовом, Борисоглебский монастырь, там сохранились здания 16-го века, на них берёзки начинают расти.
Уникальный монастырь, там мощи подвижника великого прп. Иринарха Затворника, его вериги.
Мы разговаривали с игуменом Иоанном – настоятелем этого монастыря, он уже давно там настоятельствует.
Спрашиваю: «Денег нет на реставрацию?»
Он говорит: «Я же понимаю прекрасно, что если начнут реставрировать, сделают евромонастырь, как вон на Валдае, например.
Это же совсем духа нет. Это первое. А второе – тут же могут забрать, потому что частично это музей.
Древний Борисоглебский монастырь, что на реке Устье. Когда деньги появляются, я их вкладываю в детей.
В тех, которые об этом монастыре знают, они здесь трудятся, они узнают о подвижниках, которые здесь были.
Подросшие воспитанники ведут спортивные секции: лапты, русского единоборья, учат своих младших братьев.
Возвращаются из армии и трудятся в монастыре.
И вот уже они, их поколение отреставрирует монастырь так, чтобы это была технология соответствующая, материалы».
Вот так мечтает.

- О.А.: Дай Бог, чтобы так было.

- Е.Е.: В поездках я столкнулась с тем, что в России много занимаются детьми.
Вот в каком плане. На Соловках, на Секирной горе, например, на кладбище руками школьников, котокоторые приезжали на каникулы, десятиклассников, восстановлены все дорожки между могилами, сами могилы оформлены.
Конечно, эти дети будут любить эту землю. И им не захочется куда-то ехать.
В Архангельской области есть священник, который устраивает балы, при этом готовит подростков, учит общаться.
Слышали ли Вы, батюшка, чтобы была какая-нибудь внутрицерковная программа занятий с подрастающим нашим поколением или это инициатива отдельных настоятелей?

- О.А.: В России это есть, это государственная программа, потому что нет проблем споров о юрисдикции.
У нас если что-то есть, то начинается делёж. Чьи дети, кому идти в школу. Лучше, чтобы никто не шёл.
Помню, в начале девяностых ходили в школы. Отец Адам ходил, потом, когда я пришёл, матушка Люба ходила тоже.
Потом запретили. Вы не хотите сектантов – мы не будем пускать никого. От директоров зависит.
Моменты такие за 25 лет не дали возможности Церкви войти в школы.
К тому же церковь по-прежнему отделена от государства и школа от церкви.
Единственное, если есть возможность, центры какие-то подростковые, в галерее Соборной были разные студии, кружки, и балы устраивали.
Конечно, это всё держится на энтузиазме. Выставки, праздники детские устраивают для воскресных школ.

- Е.Е.: Это немножечко другое.

- Да, ну а государственных программ – ничего такого нет.
Пытаются делать внеконфессионально, и если делают, то для них легче провести в этностиле.
В России это целая программа, она есть, закон есть, есть  УПК – урок православной культуры, предмет.
Он тоже охватывает не очень большое количество учащихся, потому что сейчас говорят, что Россия полиэтническая, много мусульман, много сектантов разных.
Родители делают выбор, нередко в пользу секты.
Есть люди антицерковные, жертвы средств массовой информации, как и у нас.
Пытаются разделить и расколоть нашу церковь, манипулировать какими-то политическими обвинениям, какие-то нравственные ищут поводы: машины, часы патриарха, митрополичьи «Мерседесы», какие-то монашеские разборки и прочее.
То есть, вражеские организации, что называется, в этом деле не спят, а действуют для того, чтобы как-то Церковь дискредитировать.

- Е.Е.: Ну, это всё по плану, ничего нового.

- О.А.: Ничего в принципе нового нет, Господь сказал: «Меня гнали, и вас будут гнать»,
Он успокаивал нас: «Не бойся, малое стадо», поэтому здесь ответственность лежит на пастырях, на монашестве, на прихожанах, которые себя считают чадами Церкви, для которых храмы – это их дома, их общины, в которых они не захожане, а прихожане.
Они эту ответственность чувствуют.
И это видно, когда смотришь на храм, на его активную деятельность – в России тоже мы замечали, как у о. Сергия в Закобякино..

- Е.Е.: А большой приход?

- О.А.: Большой за счёт приезжих. К нему приезжают и москвичи, и ярославцы, и из окрестных сёл.

- Е.Е.: Понимаю их: батюшка чудесный. Мы с ним почти два года назад полчаса поговорили, а у меня до сих пор очень тёплое чувство встречи.
Может потому, что он психолог. Впрочем, этому научиться нельзя. Это или есть в душе, или этого нет.

- О.А.: Да! Есть у него женщина, районный прокурор – прихожанка, она с мужем была, семейная пара артист с женой.
Другие люди, которые относятся к творческой интеллигенции, к богеме. Есть священники, которые очень открыты и понятны интеллигенции. 
Я у о. Сергия  ночевал в Ярославле. Все стены заполнены книгами. Он всё время с книгами.
И любой вопрос – он берёт книгу с полки, знает, где она стоит; по любой тематике, будь то историческая или психология, либо святоотеческая, либо философская.
И он отвечает – не потому, что у него семь пядей во лбу, а потому что хорошо ориентируется. Человек в наше время редкий.
Матушка – практикующий врач, у неё брат был ректор медицинского института, мама – потомственные врачи).
На данный момент матушка болеет.

- Е.Е.: Как зовут матушку?

- О.А.: Ирина. Матушка Ирина.

- Е.Е.: Просим молитв наших прихожан о болящей матушке Ирине и иерее Сергии.