Те изображения Воскресшего Господа, которые мы чаще всего видим в наших храмах, особенно в алтаре, где Спаситель изображен в развевающихся светлых, чаще в белых одеждах, с пальмовой веткой в руках (или держит такую ветвь ангел, сидящий рядом на гробовой плите), иногда с хоругвью, иногда с крестом – слишком далеки от того, что изображалось иконописцами в соответствии с каноном.

Такие картины на тему Воскресения Христова пришли к нам с Запада.
Влияние западной религиозной живописи усилилось в XVII веке, а особенно расцвело в XVIII веке.
Живописные изображения Воскресшего Господа у нас стали почти повсеместно копией или вариациями картины западного художника Плокгорста.
Глядя на такое изображение, не надо ни о чем спрашивать, задумываться, размышлять.
Кажется, все правильно, все «по Евангелию».
Но это только кажется.
Нигде в Евангелии, и, кстати, в священных песнопениях, нет ни малейшего намека на то, что изображали художники, представляя нам Спасителя, выходящим из гроба или сияющим на темном фоне гробовой пещеры.

Почему так вышло, что мы привыкли не замечать этого и даже недоумевать, глядя на появившиеся теперь в некоторых храмах иконы, называющиеся странно: «Сошествие во ад».
Разве о сошествии во ад есть какие-то указания в богослужебных текстах?
Есть и немало. Более всего в службе Великой Субботы, как раз этому и посвященной.

«Прочитать» эту икону труднее, но сделать это необходимо.
Стоит только сказать, что в древней Церкви был строго продуманный мир символов, и через символы просто и понятно вспоминался духовный опыт переживания таинства Воскресения.
Внутренний мир символов был связан с литургическим опытом Церкви.
Ни единой черточки не вносили тогда по собственному разумению.
Одним из основных символов Воскресения Христова было изображение пророка Ионы, выброшенного на берег.
О нем говорил Спаситель: «как Иона был» (Мф. 12:39–40), о нем поет Церковь: «яко от кита Иона».
Первоначально эта простота удовлетворяла, потом символика усложнилась и привела к созданию нового типа изображения.
Песнопения Великой Субботы и пасхального канона воссоздают образ «потусторонней сущности» Воскресения.
Чтобы понять это изображение, надо внутренне подготовиться вниманием к тому, что читают и поют за богослужением.
Церковные песнопения и иконы всегда составляли единое целое.
Если теперь мы этого не видим чаще всего (как и не всегда слышим в храме), то только по причине умаления серьезного отношения и понимания этого необходимого единства.

Есть еще и такие иконы Воскресения, которые изображают явление ангела женам-мироносицам.
Не часто, но встречаются иконы, где Господь является Марии Магдалине. Мы больше знаем этот сюжет по картине Иванова.
Может быть такой иконой и изображение явления Господа Эмаусским путникам, но мы чаще видим картины на эту тему (и опять чаще у западных художников, например – у Рембранта).

У нас же самой распространенной иконой Воскресения Христова была и теперь возвращается как «Сошествие во ад» Господа.
Изображен Он стоящим на поверженных и сокрушенных вратах ада.
О них издавна известно духовному опыту человечества как о страшных вратах смерти, за которыми нет света, нет выхода, нет памяти о Боге.
Это место мрачной богооставленности, о котором говорил Давид:

«Во аде же кто исповестся Тебе» (Пс. 6:6).

Для тех, кто пережил это с Церковью, сильнее и ярче радость Пасхи.
Разрушены врата смерти, открыт доступ Свету и жизни во Христе.
Потому в каноне так ликующе звучит: «Снисшел еси в преисподняя земли».
Господь на иконе как Светодавец в окружении сияющей «доксы» («Славы Божией»).
Это или миндалевидная «мандорла», или окружность, иногда содержащая несколько концентрических кругов.

Одежды Христа испещрены золотым асистом, лишенные земной объемности и тяжеловесности.
Это и подтверждение духовности тела Воскресшего и общего закона – «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и «тление не наследует нетления» (1Кор. 15:50).
По контрасту тела находящихся во аде тяжелы и темны.
По учению преподобного Макария Египетского освещение светом Воскресения преображает не только душу, но и тело человека.
Тела же людей, причастных греху, становятся телами мрака и частью мрака. Поэтому на иконах так разнятся тела Воскресшего Господа и тех, кто еще находится в аду.

Для просветления Церковь зовет: «Очистим чувствия и узрим неприступным светом Воскресение Христа блистающася».
Там, где мандорла – окружность, она воспринимается как метафора Солнца Правды.
Там же, где она миндалевидная – там усиливается динамизм происходящего: «Днесь ад, стеня (как бы со скрежетом) вопиет».
Врата его разрушаются нисходящим Божественным Светом.

Духовный смысл события Воскресения Христова непостижимо глубок, и его нельзя выразить однозначно.
Этим объясняется многообразие вариаций этой темы.
Иногда ад представлялся в виде чудовища или человеческой фигуры в цепях.
Возможно трактовать это и как образ скованного «князя мира».
Больше или меньше деталей – это от художника, времени, места написания.
Главным здесь оставалось одно: верность канону.
Он возник из живого опыта Церкви, стал плодом соборного постижения Воскресения.
Мы теперь, глядя на него, поймем, что таким образом наиболее ярко свидетельствуется Христова победа над мраком греха и бездной отчаяния.

Свет воссиял во тьме – Христос Воскрес!
Слово суббота значит покой. В субботу Бог опочил от дел Своих.
Вот почему этот день является таким большим праздником, поэтому и иудеи не оставили на кресте тело Спасителя, а разбойникам даже перебили голени, чтобы ускорить их смерть.
В этот день и Христос опочил во гробе от дел Своих.
Казалось бы, Господь почиет во гробе, но в то же время душа Его, душа Богочеловека, сходит во ад, чтобы и умершим проповедать Евангелие и извести их из гробов.
В этот день Он вывел из ада все души праведников, ввел с Собой на Небо разбойника, а по Своему Божеству Он все время пребывал с Отцем Своим на Престоле, как говорится в церковном песнопении: «Вся исполняя неописанный».