Отец Захария после длительной болезни мирно упокоился 18 июня.
Ему  было 77 лет, и последние 13 лет он пребывал в Оптиной пустыни.
Сюда о. Захария перешёл из Троице-Сергиевой Лавры, где подвизался с 1967 г.
К тому моменту он имел 35-летний опыт духовничества и никогда не уезжал надолго из Троице-Сергиевой Лавры.
Но было одно исключение.

До открытия Серафимо-Дивеевского монастыря, в 1970-е – 1980-е годы, к старым сёстрам в Дивеево стал приезжать иеромонах Троице-Сергиевой лавры Вонифатий (Потапов) – будущий схимник Захария.
Как только выпадала возможность, брал Святые Дары, все необходимое для совершения церковных таинств, под плащом прятал монашескую одежду, епитрахиль и поручи, глубоко надевал шляпу, чтобы не бросались в глаза усы и борода, и отправлялся в полюбившееся ему Дивеево.
Совершал здесь богослужения, причащал, исповедовал, соборовал и отпевал стареньких дивеевских монашек.
Уезжал обратно с желанием вернуться сюда снова.

О том, как проходило общение со старицами, написал в книге «Несвятые святые» епископ Тихон (Шевкунов).
Описал как раз одну из литургий, которую совершал отец Вонифатий и назвал службу в домике 16 на улице Лесной, где жила матушка Фрося, самой прекрасной и незабываемой в своей жизни.

Впервые в Дивеево батюшка попал совершенно случайно.
С архимандритом Виталием (Мешковым), который в то время был ещё послушником Виктором, зимой 1973 года они отправились в отпуск в родные нижегородские места. Поехали в Болтинку, потому что узнали о святой болтинской воде.
Поисповедовали, причастили там желающих, службу совершили и поехали обратно через Арзамас.
Батюшка рассказывает: «Отец Виталий говорит: «Отец Вонифатий, а рядом же Дивеево тут недалеко, надо побывать бы там!»
А я Дивеево и не знал даже и вообще не слышал о нем. Но согласился: «Давайте поедем!»
Отец Виталий показывал: «Где-то вот здесь…где-то вот здесь вот…»
На Лесную улицу вывел, к дому 16, где матушка Фрося жила.

Когда мы пришли в хибарку-то эту, где она жила, вытащили бутылку со святой болтинской водой. Жидкость в ней булькает, а посередине… посередине этой бутылки – замёрзший крест. Вот так. Прямо крест замёрзший, будто он был поставлен туда.
Вот так Господь такими маленькими чудесами вразумлял меня.
Услышали матушки, что я из лавры приехал, некоторые уже знали меня через отца Кирилла (Павлова), а те, которые в лавру ездили, видели меня там.
А у меня Святые Дары всегда были с собой, я без них не ездил никогда. И я стареньких матушек причастил.

И мне так понравилось здесь!
Мы пошли ночью в монастырь. Ночью пошли, потому что днём нельзя – там милиция была.
Обошли мы Канавку. Её не видно было, она вся разбитая была. Храмы все разорённые. Все разрушено.
В общем, полное опустошение было. Но, все равно, мне так прикипело это место! И стал я каждый год ездить туда.
У меня там даже келия была, на Лесной улице, в домике рядом с матушкой Фросей.
Приносили вещи батюшки Серафима туда мне: чугунок, рукавицы, крест-вериги преподобного – я с ним службу совершал.
Крест тяжёлый, килограммов пять, а потолки в избе низкие, так что мне все время приходилось сгибаться, и спина к концу службы у меня уже так уставала, что не разгибалась.
Мне антиминс подарили, а в нем были волосы преподобного Серафима. Рыжеватые.
Матушки стали к нам на Лесную приходить. Все с клюшками, старенькие, – такие, как описывает отец Тихон, древние...
Матушке Протасии было около ста двадцати лет, очки она не носила и читала без очков.
В доме у неё пусто: стол, лавка – больше ничего не было.
Я её на дому причастил потому, что она ходить не могла далеко.

Потом я летом приезжал и жил больше месяца.
Ходил по всем святым местам, и мне даже показали, где раньше монашки грибы собирали.
На источнике молебны совершал, воду святил. Стою один, никого нет, только птички поют!

Вот один случай расскажу. У нас очень много народа собралось. И мы совершали богослужение вечернее.
Вдруг хозяйка говорит: «Милиция идёт!» Завела она меня в курятник, а там – в подпол.
Потом закрывает, насыпает зерно, и куры клюют его.
И вдруг слышу голос милиционера. Он встал прямо над моей головой, и мне всё слышно.
Он говорит: «Мне сказали, что к вам поп приехал».
А она такая мудрая, отвечает: «Да, был батюшка, был, был, но уехал, уехал. Был, уехал».
И он: «Смотрите у меня! А то накажу вас всех!»
И ушёл… И смешно, и понимаешь, что опасность была.

А ещё был случай, когда я совершал богослужение и пели обедню или вечерню, к нам женщины пришли.
Господь или Ангел Господень их привёл к нам.
Мы спрашиваем: «Вы как нашли-то нас?» - Отвечают: «А нам казалось, что где-то поют».
Бывало, две хаты – битком набитые.
Конечно, сильно уставал, но, конечно, и радость была большая.
А для подкрепления мне сразу всю святыню, которая была в Дивееве, приносили; даже частичка большая Животворящего Креста была там.
Я надевал батюшкины рукавицы, в чугунке воду святил. У меня было там такое ощущение, как будто я всё время рядом с преподобным.
И как-то так привык, что до самого последнего, пока церкви в Дивеево не открыли, всё время туда ездил.
Каждый год приезжал причащать кого-то по деревням, по сёлам там.

Был случай в деревне одной.
Поздно вечером из клуба молодёжь шла, кино кончилось.
А я иду бабушку причащать, сказали, что она умирает.
Закутался, чтобы не догадались, кто я, и мы дошли до этой бабушки. Стучимся к ней.
Было часов одиннадцать ночи уже. Она даже не поверила: «Откуда?!»
Церквей-то нет нигде в округе, и вдруг… батюшка появился! Я её тут же причастил.
Переночевал у неё, а утром мне сказали: «Там ещё один больной, болящий Ванечка, у него ноги согнуты колесом, и он очень сильно страдает от этого».
Я его на руки взял, а он такой лёгонький был. Причастил его тоже.
И такая у меня радость была!!! Я только и ждал таких случаев, чтобы нуждающихся неожиданно причащать!
В этой же деревне на цепь посадили одну блаженную, повели меня к ней.
И она увидела меня и сама ко мне подбежала, и я причастил её.
Как вот это все рассказать?
У меня мысль была такая, что вот еду я в поезде и кому-то плохо, кто-то при смерти. Церквей-то рядом нету.
Кто-то скажет: «Вот бы батюшку…» А я тут как тут. И у меня с собой и причастие, и соборование!

Однажды я приехал к матушке Фросе с целью облачить её в схиму.
Я испросил благословения отца Кирилла. Он благословил.
И отец наместник тоже благословил меня: «Езжай, езжай, езжай, езжай!»
Я быстро собрался и приехал туда вечером, как обычно, чтоб незаметно было.
Она мне открывает. Я говорю: «Давай мать, постригать тебя буду».
Она отвечает: «Неожиданно…» Говорю: «Батюшка Кирилл благословил, всё...»
Она согласилась. Я её дома постриг в схиму и назвал Маргаритой, потому что икона у меня была святой мученицы Маргариты.
Как-то так все сложилось.
Ну, и с этого момента я уже, как её отец, ещё чаще стал приезжать, уже несколько раз в году. А когда Дивеево открыли и нашу матушку туда отправили, она меня вызвала в последний раз, и я её исповедовал, причастил.
Вот такая у меня с Дивеевым связь.

Я всегда поминаю всех последних монашек дивеевских.
Да вот, о Мастридии тоже молюсь. Я её похоронил.
Когда в первый раз приехал, она умирала в Аламасове.
Мы пришли к ней с отцом Виталием, она под Иверской иконкой лежит.
Здороваемся, а в ответ: «М-м-м….» У неё язык отрезанный был.
Показывает на икону: дескать, сначала к Богородице приложись, а потом уже к ней.
Акафист у неё прочитали, я её причастил.
А в другой раз приехал уже на похороны. Я её похоронил, Мастридию.

А в 1991 году я мощи преподобного Серафима из Москвы в Дивеево сопровождал – такая мне радость была.
По всей трассе, где ехали, народ стоял стеной. И все – на коленях!

Дивеево – место особенное. Пример преподобного Серафима и дивеевских сестер учит ревности по Богу.
Все батюшкины предсказания о Дивееве сбылись, поэтому у народа такая сильная к нему вера, доверие к нему, к каждому его слову.
Раз преподобный сказал – так и будет!
Я уже несколько раз перечитываю «Дивеевскую летопись» и каждый раз как бы заново.
А в памяти у меня осталось то Дивеево, когда разруха здесь была, и я ходил здесь тайком и прятался в подполе».

* * *

К 70-ти летию схиархимандрита Захарии (Потапова) был снят фильм «Старец – это человек вокруг которого все становится музыкой...»

Упокой, Господи, душу раба Твоего и ко избранным Твоим причти!