 |
|
Святая
икона, особенно икона Пресвятой Богородицы, всегда была
любима русским народом, и, насколько мы себя как народ помним,
с нами всегда был образ Пречистой и Преблагословенной. |
В.А.Никифоров-Волгин
Великая суббота
В этот день, с самого зарания показалось мне, что старый сарай
напротив нашего окна как бы обновился. Стал смотреть на дома,
заборы, палисадник, складницу березовых дров под навесом, на
метлу с сизыми прутиками в засолнеченных руках дворника Давыдки,
и они показались обновленными. Даже камни на мостовой были другими.
Но особенно возрадованно выглядели петухи с курами. В них было
пасхальное.
В комнате густо пахло наступающей Пасхой.
Помогая матери стряпать, я опрокинул на пол горшок с вареным
рисом, и меня "намахали" из дому:
- Иди лучше к обедне! - выпроваживала меня мать. - Редкостная
будет служба... Во второй раз говорю тебе; когда вырастешь,
то такую службу поминать будешь...
Я зашел к Гришке, чтобы и его зазвать в церковь, но тот отказался:
- С тобою сегодня не пойду! Ты меня на вынос плащаницы зеброй
полосатой обозвал!
Разве я виноват, чти яичными красками тогда перемазался?
В этот день церковь была как бы высветленной, хотя и стояла
еще плащаница и духовенство служило в черных погребальных ризах,
но от солнца, лежащего на церковном полу, шла уже Пасха.
У плащаницы читали Часы, и на амвоне много стояло исповедников.
До начала обедни я вышел в ограду. На длинной скамье сидели
богомольцы и слушали долгополого старца в кожаных калошах:
- Дивен Бог во святых своих, - выкруглял он тернистые слова.
- Возьмем к примеру преподобного Макария Александрийского, его
же память празднуем 19 января... Однажды приходит к нему в пустынное
безмолвие медведица с медвежонком. Положила его у ног святого
и как бы заплакала...
- Что зa притча? - думает преподобный. Нагинается он к малому
зверю и видит: слепой он! Медвежонок-то! Понял преподобный,
почто пришла к нему медведица! Умилился он сердцем, перекрестил
слепенького, погладил его и совершилось чудо: медвежонок прозрел!
- Скажи на милость! - сказал кто-то от сердца.
- Это еще не всё, - качнул головою старец, - на другой день
приносит медведица овечью шкуру. Положила ее к ногам преподобного
Макария и говорит ему глазами: "Возьми от меня в дар, за
доброту твою"...
Литургия
Великой Субботы воистину была редкостной.
Она началась как всенощное бдение с пением вечерних песен.
Когда пропели "Свете тихий", то к плащанице вышел
чтец в черном стихаре и положил на аналой большую воском закапанную
книгу.
Он стал читать у гроба Господня шестнадцать паремий.
Больше часа читал он о переходе евреев через Чермное море, о
жертвоприношении Исаака, о пророках, провидевших через века
пришествие Спасителя, крестные страдания Его, погребение, Воскресение...
Долгое чтение пророчеств чтец закончил высоким и протяжным пением:
"Господа пойте, и превозносите во вся веки..."
Это послужило как бы всполощным колоколом.
На клиросе встрепенулись, зашуршали нотами и грянули волновым
заплеском: "Господа пойте, и превозносите во вся веки..."
Несколько раз повторил хор эту песню, а чтец воскликал сквозь
пение такие слова, от которых вспомнил я слышанное выражение:
"боготканные глаголы".
Благословите солнце и луна
Благословите дождь и роса
Благословите нощи и дни
Благословите молнии и облацы
Благословите моря и реки
Благословите птицы небесныя
Благословите звери и вси скоти.
Перед глазами встала медведица со слепым медвежонком, пришедшая
ко святому Макарию:
- Благословите звери!..
"Поим Господеви! Славно бо прославися!" Пасха! Это
она гремит в боготканных глаголах: Господа пойте, и превозносите
во вся веки!
После чтения Апостола' вышли к плащанице три певца в синих кафтанах.
Они земно поклонились лежащему во гробе и запели:
"Воскресни Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех".
Во время пения духовенство в алтаре извлачало с себя чёрные
страстные ризы и облекалось во всё белое. С престола, жертвенника
и аналоев снимали чёрное и облекали их в белую серебряную парчу.
Это было до того неожиданно и дивно, что я захотел сейчас же
побежать домой и обо всем этом диве рассказать матери...
Как ни старался сдерживать восторга своего, ничего поделать
с собою не мог.
- Надо рассказать матери... сейчас же! Прибежал, запыхавшись,
домой, и на пороге крикнул:
- В церкви всё белое! Сняли чёрное, и кругом - одно белое...
и вообще Пасха!
Ещё что-то хотел добавить, но не вышло, и опять побежал в церковь.
Там уж пели особую херувимскую песню, которая звучала у меня
в ушах до наступления сумерек:
Да молчит всякая плоть
Человеча и да стоит со страхом
и трепетом и ничтоже земное в
себе да помышляет.
Царь-бо царствующих и Господь
Господствующих приходит заклатися
и датися в снедь верным...